Попечение о беспризорных и безнадзорных детях во второй половине XVIII-XIX в. в России - Мои статьи - Каталог статей

Положение ребенка в Западной Европе стало меняться с началом Нового времени. Идеи Возрождения, а позже Просвещения кардинальным образом повлияли на отношение западноевропейского общества к детям. Гуманистическая литература того времени сделала нормой человеческой культуры родительскую любовь и поставила ребенка в центр семейной жизни. Не случайно тогда же возникает педиатрия, как специальный раздел медицины, появляется детская одежда, отличающаяся от взрослой.
Медленное и робкое проникновение идей деятелей эпохи Возрождения в Россию стало ощущаться с середины XVII в. Оправившись после опричнины, Смутного времени и польской интервенции, Московское государство расширяло свои пределы, шло постепенное развитие сельского хозяйства, ремесла, внутренней и внешней торговли, стали появляться мануфактуры, росли старые и возникали новые города, все более частыми становились международные контакты. Началась, по выражению К. Валишевского, интеллектуальная эволюция страны [19, с.191].
Начавшаяся во второй половине XVII в. интеллектуальная эволюция страны привела к тому, что в общественном сознании стало зарождаться понятие о человеческом достоинстве ребенка. Но эти изменения происходили только в самых высших слоях общества. Их распространение, а, главное – проникновение в глубь общества, начинает происходить в период правления Екатерины II (1762-1796 гг.). Намечаемые ею и приближенными мероприятия далеко выходили за рамки борьбы с беспризорностью и заботы о безнадзорных детях. Они представляли собой грандиозный план социально-педагогической реформы – сформировать «новую породу» людей, «новых отцов и матерей», создать в стране новый социальный слой – Средний класс или как в то время говорили, − третье сословие.
В России XVIII в. почти отсутствовал общественный слой, который на Западе назывался «третьим сословием» – промышленники, фабриканты, купцы, ремесленники – на который власть могла бы опереться, получив, таким образом, относительную независимость от дворянства. Воспитательный дом должен был создать «средний класс» или «третий чин людей». «Третье сословие» предполагалось вырастить в буквальном смысле слова. Возникает естественный вопрос, а сколько же в России было таких несчастных детей, если из них предполагалось создать новый социальный слой? Видимо в то время количество беспризорных и безнадзорных детей стало возрастать.
Инициатором этой реформы был известный филантроп и педагог, генерал-поручик И.И. Бецкой, внебрачный сын фельдмаршала И.Ю. Трубецкого, на себе познавший горечь безотцовщины. Его отец, после взятия Нарвы шведами в 1700 г., оказался в долгом плену в Швеции. Там и появился на свет незаконнорожденный сын Трубецкого, получивший, по обыкновению того времени, часть отцовской фамилии.
В 1763 г., ссылаясь на пример Голландии, Франции и Италии, И.И. Бецкой и профессор Московского университета А.А. Барсов представили Екатерине II план школьной реформы – «Генеральное утверждение о воспитании обоего пола юношества», в котором использовали идеи Дж. Локка, Ж.-Ж. Руссо и Я.А. Коменского. В числе прочего, план предусматривал открытие в обеих столицах двух больших заведений для воспитания и надзора за незаконнорожденными детьми.
В апреле 1764 г. в Москве был открыт Воспитательный дом (другое название – Сиропитательный дом). В день открытия было принесено 19 младенцев. Это гуманное мероприятие приветствовали передовые люди России и Запада. М.В. Ломоносов писал по этому поводу: «Блаженство общества вседневно возрастает…». Основной капитал данного учреждения состоял из личных средств императрицы и ее 10-летнего наследника Павла (единовременные пожертвования 100 тыс. рублей ежегодно). Святейший синод поддержал инициативу императрицы и обратился с воззванием «содействовать благому начинанию». Во всех церквях были выставлены кружки для «доброхотных подаяний». Среди первых благотворителей, откликнувшихся на призыв церкви и пример императрицы, были И.И. Бецкой, Д.А. Голицын, П.А. Демидов, А.П. Бестужев-Рюмин, А.Г. Разумовский и др.
Круг деятельности Воспитательного дома был широк. Руководство в лице благотворителей, называвших себя попечителями, помогало собирать подкидышей в разных городах и направлять их для дальнейшего воспитания в данное учреждение. Воспитательный дом заботился о сиротах, детях нищих родителей. Его важным делом было социальная поддержка бедных беременных женщин независимо от их положения в обществе [15, с.129-130].
Вельможам было лестно и выгодно стать членами Опекунского совета или попечителями. Дворяне за пожертвование 600 руб. в пользу Воспитательного дома получали чин камергера от Коллегии, а за пожертвование 1000 руб. давался чин комиссара Коллегии. А «не дворяне, пожертвовавшие не менее 25 рублей, получают за бесчестье столько же, а за увечье вдвое против суммы подаяния, в удовольствие, чего выдается соответствующий вид от Опекунского совета и публикуется в ведомостях». За 15 лет, с 1765 г. по 1780 г., было внесено пожертвований от различных лиц 43250 рублей [7, с.147]. Дворянство и богатые купцы дарили Дому деньги, везли туда продукты, вещи. Попечителями Дома стали графы А.Г. Орлов, Н.И. Панин, А.С. Строганов, И.Э. Миних, графиня П.А. Брюс, князь Я.П. Шаховской.
К сожалению, реализация благих намерений была почти сразу же осложнена жестокой действительностью. Количество детей в Воспитательном доме стало быстро возрастать. Росли расходы заведения, а средств не хватало. Идеи новой светской благотворительности с трудом приживались даже в Москве. В конце 1763 г. один из опекунов сообщал Бецкому, что москвичи не стремятся помогать Дому – «делу новому и необыкновенному» и, в отличие от Петербурга, «крайне надобно стыдиться здешним жителям, что никто ни одного шелега еще по сю пору подать не уболил» [23, с.274]. Печальным итогом стал недостаток в кормилицах, теснота и духота в грудных отделениях. Результат был ужасным: из принятых в 1764 г. 523 детей умерло 424; в 1765 г. умерло 597 детей из 793 принесенных; в 1766 г. соответственно 494 из 742; в 1767 г. умерли почти все (1073 из 1089 или 98,5%) [25, с.277].
Тогда Опекунский Совет признал наилучшей мерой раздачу детей для вскармливания в деревни за плату. После этого смертность в самом Доме пошла вниз и составила в 1768 г. – 62%, в 1769 г. – 39%, в 1770 г. – 25% [25, с.277]. Однако, значительно сократившись в самом Доме, смертность, последовала за детьми в деревню. Условия кормления и ухода в деревнях были едва ли лучше. Брали детей исключительно из денежных соображений. Вскармливание и воспитание питомцев стало почти таким же промыслом, как извоз, пилка дров и т.п. Крестьянки, не окрепшие после родов, ради заработка устраивались в Воспитательный дом кормилицами и нередко хоронили и своего и чужого ребенка. За 10 лет умерло 64% розданных детей [17, с.109].
Не сохранилось никаких свидетельств того, как реагировали инициаторы социально-педагогической реформы на сложившуюся ситуацию. Можно предположить, что таких свидетельств и не было, а сама ситуация не казалась трагедией. Даже такая высочайшая детская смертность не была в то время чем-то исключительным.
Неудача, очевидно, не обескуражила Екатерину II. В 1770 г. был открыт Петербургский Воспитательный дом [13;14]. Как и в Москве, смертность в нем поражает. За 1770-1779 гг. она составила более 85% [21, с.144]. Воспитательные дома все чаще стали именоваться «гробами, в которые сваливают детей до переноса их на кладбище» [1, с.29].
Выход из ситуации виделся только в передаче детей на вскармливание в деревню. Для этого к Московскому воспитательному дому было приписано 4300 селений Московской, Тульской, Владимирской, Тверской и Рязанской губерний с 30 тыс. кормилицами, воспитывавших до 40 тыс. детей. К Петербургскому дому было приписано 2000 селений Санкт-Петербургской, Псковской и Новгородской губерний, где 18 тыс. кормилиц содержали 25 тыс. питомцев. В села отдавались физически крепкие дети, а в Воспитательных домах оставляли лишь наиболее слабых.
Однако эта мера не изменила ситуации. Количество детей в Воспитательных домах возрастало. Ощущался острый недостаток в кормилицах, помещениях, средствах. В приютах царила скученность, антисанитария, нищета. Смертность детей достигала 60-80% от числа принятых [4, с.71].
Дети, направленные на содержание и воспитание в деревни также большей частью умирали. В течение 32-летнего пребывания Бецкого на посту управляющего Московским императорским Воспитательным домом из 30014 питомцев, отправленных в деревню в грудном возрасте, выжил лишь каждый четвертый, возвратился – один из шести. Одни пропали без вести, другие были зачислены в крепостные. В дальнейшем число детей, возвращающихся из деревень в Воспитательный дом, с каждым годом уменьшалось [3, с.131].
В итоге российская социально-педагогическая утопия не осуществилась. Создание «новой породы» людей и третьего сословия из детей-сирот, и подкидышей оказалось мифом. Да и могло ли быть иначе? Екатерина II и ее приближенные рьяно бросились спасать несчастных детей, но при этом не позаботились ни о необходимых помещениях, квалифицированных воспитателях, ни о соответствующем финансировании.
Известно, что российские подданные не спешили вкладывать деньги в богоугодные мероприятия по содержанию Воспитательного дома, на что так рассчитывал Опекунский совет. Первоначальный капитал обоих был не более 1 млн., состоящего из вносимых ежегодно в течение 12 лет от Государственного казначейства по 660000 руб. и от Великого Князя Павла Петровича по 240000 руб. Сверх того, для обоих Домов отпускалось ежегодно из Государственного казначейства по 35000 руб. Главный же доход основывался на обороте учрежденной при каждом Доме Сохранной казны и двух Ссудных. Все содержание, определяемое Воспитательному Дому, ограничивалось суммою, выручаемой денежным оборотом [10, с.18-19], весьма незначительную с учетом грандиозности проекта. Это свело на нет практически все благие начинания И.И. Бецкого.
Дело социальной поддержки беспризорных детей в государстве нуждалось в систематической организации и управлении. Основы этой деятельности были заложены указом Екатерины II «Учреждение для управления губерний» от 7 ноября 1775 г. Согласно ему в губерниях создавались особые органы – приказы общественного призрения, т.е. власть санкционировала организацию системы социальной помощи, аналогов которой не знала Европа. На каждую губернию единовременно выделялось 15 тыс. рублей из государственной казны. Приказам общественного призрения предписывалось: создавать воспитательные дома, отдавать за плату в патронат ремесленникам и торговцам неимущих сирот с целью получения ими профессиональных умений, навыков, осуществлять опеку над детьми различных сословий (дворянская опека и сиротский суд) [18, с.20].
Согласно указу можно было официально заниматься частной благотворительностью. Приказы получили право принимать пожертвования, а города, селения и частные лица могли устраивать «общеполезные мероприятия» (благотворительные балы, спектакли, концерты и т.п.) для сбора средств в пользу неимущих [9, с.27].
Манифест 1775 г. Екатерины II об оформлении государственной системы социальной поддержки в России в виде приказов изменил ситуацию контроля и надзора за нуждающимся. Были определены как сословные, так всесословные органы попечения над детьми, разработаны нормы их функционирования. В городах помощь становится обязанностью сиротского суда. Сиротский суд осуществлял опеку над детьми купцов, мещан, личных дворян, цеховыми и над разночинцами. Сиротский суд обязан был определить опекуна над несовершеннолетним. Он мог быть назначен как из родственников или свойственников, так и из посторонних лиц. Дореволюционные исследователи отмечали, что институт опеки в дореволюционной России был несовершенен. Опекунское учреждение, находящееся в губернском городе или учрежденное для нескольких уездов, часто не имело возможностей не назначать благонадежных опекунов, не имело за ними надзора, не проверяло положение опекаемого [24, с.4-5].
В сельской местности в частновладельческих имениях надзор за нищими осуществлял помещик, а в государственных и удельных селениях – староста. По статье 582 устава общественного призрения попечение над круглыми сиротами «составляет обязательную мирскую повинность» [9, с.38]. В крестьянских обществах, по мнению некоторых дореволюционных исследователей, такая форма попечения над круглыми сиротами как опекунство, была совершенно неприемлемой [16, с.5-6].
После ухода из жизни И.И. Бецкого и Екатерины II, ведущая роль в деле участия благотворительных учреждений перешла ко второй супруге императора Павла I – Марии Федоровне назначенной им в 1797 г. «главной начальницей» над заведениями социальной поддержки. В 1797 г. был осуществлен переезд московского Воспитательного дома в новое более приспособленное здание. В Воспитательные дома кроме незаконнорожденных детей стали приниматься и дети родителей неспособных их содержать по причине бедности или болезни. Воспитательный дом, по мысли императрицы Марии Федоровны, не только должен был призревать детей с колыбели до 18 лет, но также заботиться об их дальнейшем образовании. С этой целью при обоих воспитательных домах было организовано ряд классов, отделений и школ [8, с.2]; вводилось разделение воспитанников по способностям. С 1807 г. основаны два так называемых «латинских» класса, в которых изучали медицину. С 1815 г. — еще два параллельных класса — один высший, а другой приготовительный с двухлетним сроком обучения в обоих классах.
Закончившие полный гимназический курс, определялись на гражданскую службу. Менее способные из среднего и низшего классов — назначались в фельдшера при Военном госпитале и Мариинской больнице или в фармацевты (в Павловске или Горенках), а также в Земледельческую школу для практического изучения ботаники и садоводства — с 1830 г. в Ремесленное или Техническое учебное заведение. С 1809 г. для девочек были открыты Французские классы. В 1827 г. были созданы два специализированных класса, готовивших гувернанток и учителей музыки.
Срок обучения для обоих полов составлял 11 лет, после чего следовал год практики и шесть лет обязательной службы. При поступлении в Воспитательный дом на имя воспитанника в Сохранную казну помещалась определенная сумма (из года в год она менялась), и если обязательная служба проходила успешно, то по ее окончании воспитанники получали из Сохранной казны денежное пособие с процентами. Об успехах этих преобразований можно судить по тому, что в 1826 году образование, полученное в Воспитательном доме, было приравнено к курсу гимназии, т. е. воспитанники могли поступать в университет или на гражданскую службу, а также становиться фельдшерами или садовниками. Однако касалось это только того небольшого процента детей, которые оставались в самом Воспитательном доме, а не отправлялись в деревни, так как, несмотря на существование целого штата служащих, которые должны были осуществлять контроль за воспитанием детей в деревнях, надзор этот проводился непоследовательно и недостаточно тщательно, а возможностей для получения образования в деревнях вообще не предоставлялось до 1871 г. [12, с.3-6].
Более того, Указ императора от 25 июня 1835 г. требовал «всех незаконнорожденных детей отправлять по деревням», и таким образом, лишать их образования, не соответствующего низкому происхождению [5, с.45]. В итоге в 1837 г. будущность питомцев подверглась коренному изменению. Дети в Воспитательном доме были разделены на две категории: законные и «несчастнорожденные». Для первых учебные классы переименовали в Институт для образования осиротевших детей военных и гражданских обер-офицеров. Вторые были лишены права обучаться, и предусматривалась отправка их на воспитание в деревни, отдача в обучение какому-либо мастеру в городе [6, с.70]. В 1870 г. руководство Московского воспитательного дома признавало, что отправляя в 1837 г. всех питомцев на воспитание в деревни, они оставляли их дальнейшую участь на произвол судьбы, не давали им первоначального элементарного обучения, ни знания какого-либо ремесла [8, с.79]. Поэтому с 1871 г. в сельской местности организовывали элементарные школы, а по окончании отдавали воспитанников в разные частные ремесленные заведения г. Москвы [12, с.66]. В 1871 г. было открыто 13 закрытых сельских школ. Однако их количество оставалось недостаточным и было низким качество преподавания. Кроме того, появлялась возможность поступать на конкурсной основе в Учительскую семинарию (100 чел.), Фельдшерскую школу (40 чел.), школу Садоводства (20 чел.) [12, с.80].
Государыня выделяла два основных направления в социально-культурной деятельности: сокращение притока детей в Воспитательные дома и организацию необходимого содержания питомцев (надлежащий уход, лечение болезней детей). В период 1799-1812 гг. матерям, приносившим детей в Дома, предлагалось оставлять их в семье до достижения 7-летнего возраста. [6, с.67]. За это им выплачивалась определенная сумма: 4 руб. за первую неделю, 3 руб. — за вторую, 2 руб. — за третью и 1,5 руб. — за четвертую (с 1807 г.). Предполагалось, что за этот период установится эмоциональная связь с ребенком и женщина не захочет с ним расстаться [6, с.71]. Однако желающих получать пособие оказалось такое множество, что удовлетворить всех не оказалось возможности. Поэтому для сокращения притока детей с 1809 г. и в течение нескольких последующих лет от каждого лица, приносившего младенца в Воспитательный дом, требовали предъявлять паспорт, а также спрашивали, чей это ребенок и кто его родители; однако вскоре эта мера была отменена [6, с.68], то есть практиковался анонимный прием ребенка в Воспитательный дом. В целях сокращения расходов, Императрица Мария Федоровна распорядилась, чтобы пособие выдавалось каждый раз с ее разрешения [16, с.169].
Все эти способы ограничения зачисления оказались недостаточно результативными. Количество детей в Московский и Санкт-Петербургский воспитательные дома продолжало возрастать, т.к. фактически они были единственными учреждениями в России готовыми к постоянному приему обездоленных детей.
Вследствие недостатка материальных средств, небрежного ухода за детьми смертность в столичных воспитательных домах продолжала оставаться высокой: в 1797 г. – 34,44%; 1800 г. – 34,87%; 1810 г. – 42,83%; 1820 – 49,60% [6, с.66]. Решение виделось, по-прежнему, в отдаче беспризорных детей в деревни. Питомцев брало преимущественно бедное население. Отправленные на воспитание в деревни дети оставались в семействе крестьян до 21 года. Плата за питомца зависела от возраста и прекращалась с 16-ти лет, и затем он приписывался в сословие крестьян или мещан. За воспитание в деревне первоначально платили 2 руб. (1767 г.) в месяц. С 1857 г. за ребенка до 3-х лет платили 2 руб. 40 коп, от 3-х до 7 лет по 1 руб. 90 коп, от 7 до 10-ти лет – 1 руб. 60 коп, от 10 до 15-ти лет за девочку и от 10 до 17-ти лет за мальчика – по 1 руб.[12, с.52]. За воспитание «приютских» детей крестьянам не только платили, но и предоставляли ряд льгот, например, при рекрутском наборе от службы освобождался собственный сын и т.п.
По примеру Московского и Петербургского воспитательных домов с целью налаживания социальной поддержки беспризорных детей в конце XVIII – начале XIX вв. появляются воспитательные дома в провинции. В 1803 г. в России было 16 сиротских и воспитательных домов, подведомственных приказам общественного призрения [2, с.391]. Открытие многих воспитательных домов, состоявших в ведении приказов общественного призрения, происходило в период 1808-1828 гг. Такие дома существовали в Воронеже, Архангельске, Томске, Тобольске, Перми, Могилеве, Вологде, Пскове, Выборге [2, с.281].
Их деятельность строилась в соответствии с «Уставом об общественном призрении». Согласно этому документу назначение сиротских домов заключалось в следующем: 1) призревать сирот обоего пола в том возрасте, в котором они не могут еще быть никуда пристроены для обучения, долженствующего положить основание будущему их состоянию; 2) призренных таким образом сирот впоследствии, когда они достигнут 12-летнего возраста, пристроить одних в учебные заведения, других на службу, фабрики, заводы и к частным людям для научения ремеслам, торговым и иным полезным занятиям, кои могут быть приличны полу, происхождению или состоянию сирот, и содействовать устроению их участи (372 ст. уст. общ. призр.) [20].
В 1828 г. императором Николаем I был издан Указ, который запретил строительство новых заведений при приказах общественного призрения, т.к. «воспитательные дома в провинциях, при недостатке помещений, кормилиц и присмотра, не приносят пользы, ибо смертность детей бывает, чрезмерна, велика и заведения вместо охранения жизни младенцев приводят к потери их» [22, с.64]. Средняя смертность для всех воспитательных домов составляла 80% [16, с.54].
Современники отмечали громадные недостатки в функционировании приказов общественного призрения: «Она прежде всего отличалась бюрократическим характером, при котором не было места проявления инициативы и участия общества в работах об общественном призрении. Кроме того, в состав приказов общественного призрения входили люди, занятые совершенно другим делом и естественно смотревших на свою деятельность в приказах как на занятие побочное, второстепенное. Этому немало «содействовало» и то, что по самому закону деятельность приказов не была постоянной: по ст. 393 Учреждений о Губерниях, приказ общественного призрения заседает лишь от 8-го января до страстной недели, т.е. менее трех месяцев в году» [11, с.49]. Это обстоятельство способствовало увеличению притока детей-подкидышей в столичные воспитательные дома.
Следовательно, при Марии Федоровне складывается, государственная приютско-патронажная система попечения над неблагополучными детьми. Приют и патронаж были призваны дополнять друг друга: призреваемый ребенок сначала поступал на временное содержание в приют, а затем передавался в патронаж на воспитание в деревню или на обучение мастеру в городе. Созданный первоначально для борьбы с переполнением Воспитательных домов патронаж сыграл благотворную роль, так как детская смертность снизилась со 100% до 30%, а в отдельных случаях и до 20%. Если приют выполнял функцию сохранения жизни детей путем приема и распределения среди крестьянских семей, то патронаж не обеспечивал необходимых условий для воспитания и обучения несчастных детей. Отданный на воспитание в деревню питомец Воспитательного дома проживал всю жизнь чужим – в чужой семье, без материнской ласки, поэтому смертность в патронаже была очень значительной. При этом отдача питомцев на воспитание в деревни обусловливала понижение рождаемости среди населения и увеличение смертности собственных детей. Рост смертности собственных детей объяснялся тем обстоятельством, что, взяв на грудное вскармливание, кормилица переводила своего ребенка на искусственное питание − на рожок и жеванный черный хлеб. По свидетельству дореволюционных врачей соска из жеванного хлеба уносила в России больше жизней, чем все войны [16, с.145].
Условия, на которых дети обучались ремеслу в городе, были очень тяжелыми. Так ребенок за свой труд получал скудное пропитание, а с 15-летнего возраста имел скромное жалование – 1 руб. в месяц. Вследствие этого лишь 10% детей достигали уровня подмастерьев, а остальные либо бросали ученье и на всю жизнь оставались недоученными, либо становились преступниками.
Более того, приютско-патронажная система порождала злоупотребления. Долгое время в обществе господствовало ошибочное убеждение, будто подкидывать несчастных детей матерей заставляет стыд, а не бедность. Во все Воспитательные дома России стали тайно приносить младенцев, т.е. ребенок принимался анонимно без всяких документов. Однако, часто в Воспитательные дома стали сдавать чужих детей с целью получения денежного пособия на питомца. Возник вредный «питомнический» промысел, которым занимались женщины. Они доставляли детей в Воспитательные дома из провинции в полуживом состоянии и с разными болезнями, где, несмотря на сносный уход и лечение они умирали.
Начинают применяться государственные превентивные защитные меры для детей, и подростков (дворянская опека и сиротский суд). Однако дореволюционное опекунское учреждение часто не могло назначить благонадежных опекунов, иметь над ними необходимого контроля, проверять у них отчетности. Кроме того, развитие такой прогрессивной формы попечения обездоленных детей как усыновление, происходило крайне медленно. Стремления рядовых граждан брать на воспитание беспризорных детей не было. Взяв ребенка ради получения вознаграждения, приемные родители под тем или иным предлогом позже сдавали его в казенное учреждение.
Система организованного попечения над нуждающимися детьми, складывавшаяся, начиная с XVIII в., так и не была реализована. Незавершенность оформления целостной системы учреждений сиротского попечения в России затрудняла решение проблемы детской беспризорности и безнадзорности.